«Ни больше, ни меньше» — эти слова начертаны на гербе рода Терменов, своё летоисчисление ведущего с 1525 года. В семнадцатом веке часть семейства переселилась из Франции в Россию, так как были якобинцами, участвовали в штурме Бастилии. Таким образом, было положено начало русской ветви семьи.
Лев Сергеевич-представитель 12-го поколения. Он родился в Петербурге в 1896 году. Он помнил разноцветие дамских зонтиков и плюмажей в Летнем саду, свои первые игрушки.
Большой дом, строгое дворянское воспитание. Ему запрещено общаться с дворовыми детьми низших сословий, но в его полном распоряжении огромная домашняя библиотека. В три года научился читать, в четыре поглощал энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Заинтересовался механикой.
Удивлённый отец стал покупать маленькому Лёве разные механизмы, позволяя их разбирать. Его всегда интересовало, что там внутри: ходиков, атомов, звуков…
Как и многие дети его круга, ещё не кончив гимназию, Лев поступает в консерваторию, а чуть позже одновременно на отделения физики и астрономии Петербургского университета. Закончить их не позволяет война, а следом обе революции. У отца изрядный счёт в одном из российских банков, и семья Терменов не спешит бежать за границу, надеясь, что революционный бардак ненадолго. Когда поняли, что ошиблись, было уже поздно.
Тем временем он – подпоручик, закончивший высшую офицерскую школу электротехников, – рекрутирован уже в Красную армию. Назначение начальником бывшей Царскосельской радиостанции. К Питеру подходит Юденич, радиостанция спешно перевозится, а под антенну приказано заложить взрыватель… Скупая рваная кинохроника без музыкального сопровождения. Единственные звуки – стрекот пулемётов, винтовочные хлопки, «Яблочко» пополам с лаем декретов на вымерзших улицах Петрограда.
В разгар Гражданской А.Ф. Иоффе пригласил Термена в созданный им в Петрограде Физико-технический институт на должность заведующего лабораторией. Здесь и родилось изобретение, гениями которого стали две его богини – Физика и Музыка. А «повитухой»– профессор Иоффе.
Стрекот невидимого проектора. Чуть замедленные, наивные кадры. 1921 год. Лев Термен на трибуне VIII Всероссийского электротехнического съезда. Большая аудитория московского Политехнического музея заполнена именитыми электротехниками, профессорами. Только что обсуждался план ГОЭЛРО. На молодого человека в строгом чёрном костюме, с бабочкой, настраивающего на сцене какой-то ящик, таращатся с недоумением. Но он поднимает руки, и зал изумлённо смолкает. Музыка рождается прямо из воздуха, повинуясь пассам рук молодого кудесника. Шквал аплодисментов, восхищённые лица – удача, слава! Корреспондент «Известий» тогда впервые назвал его инструмент «терменвокс» – то есть «голос Термена».
Иоффе, развивая успех (отличная реклама для института!), устроил Термену концерт в Кремле. Для начала тот демонстрирует собравшимся членам ВЦИК охранную сигнализацию, основанную на том же принципе, что и терменвокс. «Главные большевики» довольны: «Архинужно, батенька!» Затем дама – секретарь вождя – аккомпанирует на рояле, а он показывает Владимиру Ильичу, как играть на терменвоксе. В результате тот довольно сносно исполнил «Жаворонка» Глинки. С тех пор Термен, отнюдь не будучи пламенным коммунистом, сохранил на всю жизнь уважение к Ленину-еловеку. Абрам Фёдорович Иоффе прокомментировал этот урок: «Вряд ли это кому из нас достанется!» (Термен, обучая вождя мирового пролетариата, держал того за обе руки).
Из Боровицких ворот Термен вышел крепко озадаченный. В кармане лежал ленинский мандат на бесплатный проезд по всем железным дорогам советской России. Ему предписано пропагандировать по городам и весям изобретение терменвокса как достижение советской электрификации. Этоу сигнализацию, основанную на том же принципе, что и терменвокс. Этому агитпробегу он бы предпочёл работу в лаборатории, но… правила игры устанавливает не он. «Главные большевики» довольны: «Архинужно, батенька!» Затем дама – секретарь вождя – аккомпанирует на рояле, а он показывает Владимиру Ильичу, как играть на терменвоксе. В результате тот довольно сносно исполнил «Жаворонка» Глинки. С тех пор Термен, отнюдь не будучи пламенным коммунистом, сохранил на всю жизнь уважение к Ленину-человеку. Абрам Фёдорович Иоффе прокомментировал этот урок: «Вряд ли это кому из нас достанется!» (Термен, обучая вождя мирового пролетариата, держал того за обе руки).
Пока Термен разъезжает по всей стране с лекциями и концертами, его сигнализация от имени Физтеха патентуется в Европе и Америке. Ею оборудуется Гохран РСФСР. Кто мог думать тогда, что через десять с лишним лет Термен поставит почти такую же на американский Форт Нокс!
Политехнический институт не закончен, как и университет, но диплом экстраординарному студенту выдаётся (благодаря Иоффе) всего за одну работу «Устройство электрического дальновидения». Это один из первых в мире прототипов телевизора! О работе докладывают ВЦИК, и «дальновидение» немедленно становится секретным. Оно будет охранять границы Республики Советов. А сперва приёмная телекамера установлена над входом в Управление РККА на Арбатской площади.
Сам же Термен уже за границей. С 1927 года по командировке Наркомпроса он рекламирует «достижение советских учёных» в Германии, Англии, Франции. Лучшие концертные залы. Бешеный успех. Одна берлинская газета писала: «Лев Термен превзошёл Льва Троцкого – он совершил революцию в музыке».
«Музыка электронов» летела в мировом радиоэфире, заглушая супермодные фокстроты. Его ждал пароход через океан, небоскрёбы Манхэттена на горизонте… Америка.
Оживлённый, подсвеченный иллюминацией нью-йоркский отель «Плаза». В зале – Сергей Рахманинов, Артуро Тосканини, скрипач Йозеф Пигети. Волнуясь словно в первый раз, он извлекал из воздуха мелодии Оффенбаха, Скрябина, Шуберта. Секунда мёртвой тишины, когда он опустил руки, взрывается шквалом хлопков, криками и даже непривычным в Европе восхищённым свистом.
Далее был успех в США и контракт с компанией RCA на массовое производство Theremin, как здесь назвали терменвоксы. Дела советского командированного идут в гору: на его счете три миллиона долларов, роскошная квартира и студия в доме на 54-й авеню. Термен – член клуба миллионеров, знакомится с «коллегами» – Фордом, Рокфеллером, Дюпоном, безупречно одевается, разъезжает по Нью-Йорку в чёрном «кадиллаке». На концерты и в его студию заходят Джордж Гершвин, Морис Равель, Яша Хейфец, Иегуди Менухин, Чарли Чаплин, Бернард Шоу, будущий президент Дуайт Эйзенхауэр.
Он не привык останавливаться на достигнутом: ещё две модификации терменвокса – с клавишами и электронная виолончель – по заказу великого дирижёра Леопольда Стоковского.
Тогда у него появился Кларёнок, Клара Розенберг (в замужестве Рокмор), – самая талантливая терменвоксистка в мире, беженка из России. В пять лет она уже выступала с концертами, потом закончила Московскую консерваторию, снималась в немых лентах кино. От голода страшного девятнадцатого года, от испытанного шока у неё что-то случилось с рукой – гриф скрипки не поддавался пальцам. Терменвокс спас её как музыканта, а она ещё больше прославила инструмент. Это ведь под неё – Клару – начали писать специальные пьесы для терменвокса, аранжировать выступления оркестров…
За успех надо было платить. Кругленькие суммы со счетов за его подписью уходили на какие-то подставные фирмы. Зачем? Там, в советском посольстве, знали. Встречи происходили ежемесячно в баре на окраине. Они были в серых похожих плащах и шляпах. Прежде чем спрашивать, заставляли выпить два фужера водки – «за родину». Термену быстро надоело это принудительное пьянство, и он догадался съедать перед каждой встречей двести граммов масла, нейтрализовавшего спирт. Спрашивали чаще всего о всякой ерунде: размер глушителя у нового американского самолёта, состав заключённых в здешних тюрьмах. Круг его знакомых позволял узнавать это и даже много больше, но он вовсе не был «американским Зорге», как потом писали иные журналисты…
Любовь пришла, танцуя. Прима-балерина из афро-американской балетной компании – 20-летняя мулатка Лавиния Вильямс – была ослепительна. Специально для Лавинии Термен изобрёл новый музыкальный прибор – терпситон: ногами, руками, корпусом танцоры на специальной платформе рождали невиданные мелодии.
Шёл 1938 год. Он догадывался, что время затянувшейся командировки в Америку стремительно тает. Люди из посольства явились средь бела дня прямо в его студию: «Вы срочно нужны на родине – пять дней на сборы». В американских газетах много лет спустя писали, что «агенты НКВД выкрали Термена, насильно посадив его на пароход из Нью-Йорка». Всё это чепуха. Он выехал сам и вывез две тонны оборудования, думая, что ему разрешат открыть на родине свой институт. Разрешили! Привезённые приборы он встречал потом в шарашках с клеймом «НКВД СССР». Рассчитывал возвращаться сюда наездами – ведь в Штатах он приносил немалую пользу СССР. Вернулся! Почти через шестьдесят лет… Лавиния хотела тогда отправиться с ним, но в последний момент ей отказали в выезде. Слава Богу: страшно даже представить, что бы с ней случилось в Союзе… Уже после войны он выяснил, что Лавиния, недоумевая о прервавшейся переписке, долго ждала его, а потом вышла замуж.
Рондо, пианиссимо… Изменившаяся родина встретила холодком. Ленинградские знакомые от его американского пиджака и шутливого «хеллоу» шарахались, как от привидения. Удар следовал за ударом. Умерли родители. Ему объявили, что в Америку он не вернётся. А на работу почему-то никуда не брали. Однажды в гостиницу «Днепр» возле Киевского вокзала, где жил Термен, к нему пришёл незнакомый человек.
– Не волнуйтесь, Лев Сергеевич, – сказал он. – Работа для вас найдётся. Машина уже у подъезда. И привёз Термена… в Бутырскую тюрьму.
Термену по пятьдесят восьмой кинули «всего лишь» восемь лет. Как и обещал незнакомец в гостинице, ему «предоставили работу» – строить узкоколейку возле Магадана.
Грязный товарный вагон, теснота, грабёж урок… Десять прошедших лет славы, музыки и любви казались теперь сном. Сон таял, вылетая с мёрзлым паром сквозь щели вагона, а колёса нещадно вбивали его в стыки ржавых рельсов. Впереди была явь – вся оставшаяся жизнь. Его поставили руководить бригадой из 20 уголовников. Ежедневно под конвоем они шли за десять километров от жилой зоны в карьер, где загружали в тачки камни и щебёнку и, выбиваясь из сил, толкали их по бездорожью к месту разгрузки. Набравшись смелости, он предложил начальству рационализацию – настелить из досок рельсы для тачек. Производительность увеличилась в несколько раз, его бригаду премировали повышенной пайкой, а для зеков он стал «авторитетом».
Избавление из колымского ада пришло неожиданно быстро. Осенью 1939 года его ночью выдернули к «куму». В кабинете сидел человек в форме НКВД, приехавший, чтобы забрать с собой в Омск на спецобъект.
Бригадники трогательно провожали Термена, напоив невесть откуда взятой самогонкой, подарив на дорогу хорошую шубу и шапку…
Так началась эпопея его «шарашек». Весь цвет советской технической науки работал здесь – за колючкой. Его начальником был Андрей Туполев, а помощником – Сергей Королёв. Мины, радиобуи, авиаэлектроника… Из омской шараги перед самой войной Термена перевели в подмосковную, которую курировал сам Берия. Выяснилось: срочно требовалась надёжная подслушивающая аппаратура.
Только в начале 50-х сотрудники американского посольства в Москве обнаружили весьма странный «жучок» внутри деревянного резного герба США. Штатовские специалисты никак не могли разгадать его конструкции: ни элементов питания, ни электрических цепей… Знали бы они, кто его придумал!
Как подслушать разговоры в комнате, не внося туда вообще никакой аппаратуры? В «шпионских» фильмах до сих пор показывают, как инфракрасным лучом, направленным на оконное стекло, улавливаются звуки разговора в комнате. За первый такой аппарат с кодовым названием «Буран» зек Термен ещё в шараге в 1947 г. стал лауреатом Сталинской премии 1-й степени.
В том же году его официально освободили. Куда идти? Квартира в Ленинграде конфискована, в обеих столицах – ни близких родственников, ни друзей. В науке его помнят здесь единицы, в музыке – и того меньше.
Ему предложили работу в спецлаборатории КГБ в Кучино, и он согласился. Его третья и последняя жена Мария Фёдоровна Гущина временно служила там машинисткой… Работал Термен и в здании на Лубянке. Спецаппаратура, расшифровка плёнок – много чего довелось услышать…
В 1958 г. пришла бумага о реабилитации. В 66-м он выслужил пенсию и ушёл из КГБ, но ещё за два года до этого по договору начал работать сотрудником лаборатории акустики и звукозаписи Московской консерватории.
Богиня музыки заждалась его! Термен читает лекции на «акустических средах», с увлечением строит новые терпситоны, многоголосный терменвокс. Молодые консерваторцы, ничего не слышавшие о его шумной довоенной славе за океаном, с открытыми ртами слушают его инструменты и рассказы.
Однажды среди гостей лаборатории оказался корреспондент «Нью-Йорк таймс», который опубликовал в 1967 году сенсационную статью о возвращении Термена из небытия. Из Америки на адрес консерватории полетели письма, стали приходить журналисты. В общем, вокруг флигеля консерватории, где находилась лаборатория, возник «нездоровый ажиотаж». Придя однажды на работу, Лев Сергеевич обнаружил свои разбитые инструменты во дворе – в помойке. Под предлогом нарушения противопожарной безопасности его попросту выбросили из консерватории.
В 70-м неожиданно умерла жена Маша, оставив на руках двух дочек. Те, кто начинал в физике позже него, уже стали академиками и ездили на машинах с персональным шофёром… Он же – известный на родине лишь «в узких кругах» – работал механиком кафедры акустики физфака МГУ. Взяли благодаря рекомендации случайно встреченного на улице однокашника Ржевкина и помощи декана факультета – Рэма Хохлова. Термена не волновали лавры и машины – всё это у него уже было, хотелось создать свой институт, хотя бы лабораторию… Сколько его интересовало! Загадка гравитации, продление жизни с помощью замораживания… Ироничный, седой механик с руками артиста и вечным сухариком или конфеткой в нагрудном кармане (привычка, оставшаяся на всю жизнь от зоны) был для окружающих экзотической и опасной птицей.»Американец», «зек», «дворянин», «кагэбэшник», «диссидент» – шептали за спиной. Термен только усмехался. Занимаясь плановыми работами по шумозащите автомобилей, морской акустике, выкраивал время на свои любимые терменвоксы.
Во всём мире вместе с победным шествием электрогитар и синтезаторов вновь возникла мода на «термины». Сколь далёк был звук электронных якобы «терменвоксов» от его ламповых инструментов с чистым «человечным» голосом! Он тщательно настраивал инструменты под каждого исполнителя, за рубежом же простенькие электронные поделки стали гнать как обычный ширпотреб. Он понимал, что лампы ушли в прошлое, – нужно идти за прогрессом. Но где взять деньги? Для властей, для Союза композиторов он был никто.
В 89-м ему впервые за полвека разрешили по приглашению выехать с дочерью во Францию, на Буржский музыкальный фестиваль.
Наталья Термен играла на пробном электронном терменвоксе, и ей с отцом устроили овацию. Мэр Буржа вручил Термену медаль почётного гражданина города.
В мире истончалось идеологическое противостояние, но не противостояние благородства и низости, гения и зависти. Несмотря на постоянные приглашения, больше в Бурж Термена с дочерью не пускали. Зато кто-то из Министерства культуры в 91-м с удовольствием прокатился туда по билетам, оплаченным французами…
Лев Сергеевич избирается в международные академии, становится членом Всемирной электроакустической ассоциации. Это на Западе. Там Термену показывают, что он дорог, после поездок у него появляются деньги на доработку электронного инструмента… Здесь, в Москве, музыкальные чиновники ждут, пока он умрёт. Чтобы сделать свой маленький гешефт по продаже его инструментов, поездить по заграницам «от его имени»…
В том же 90-м он поразил и даже напугал некоторых знакомых, в очередной раз подав заявление на вступление в КПСС. До сих пор ему отказывали, а сейчас приняли кандидатом. Он надеялся, что партийный Термен наконец добьётся разрешения на собственную лабораторию, на свободу передвижения. Но время катило уже по другой колее…
Финал не вышел «задумчиво». Резкие аккорды, бурные проигрыши по-прежнему вплетались в мелодию его судьбы. В 1991 году Стэнфордский университет в Калифорнии пригласил его с дочерью Натальей и внучкой Ольгой в ностальгическую поездку в США. А как раз перед этим в газете «Совершенно секретно» вышла разудалая, фантастическая статья о «шпионской миссии» Термена в Америке. Посмотрите, мол, кого приглашаете! После публикации по его домашнему телефону начались звонки анонимов с угрозами убийства. А после возвращения из Штатов (на выезде настоял Госдеп) неизвестные разгромили домашнюю лабораторию Термена, выкрали часть архива, разбили инструменты… Людская злоба не хотела оставить его в покое…
И всё же ему удалось побывать там, где когда-то над его молодой головой сверкал фейерверк славы и любви. Были концерты в Сан-Франциско, где Наталья с блеском исполнила «Вокализ» Рахманинова под аккомпанемент Макса Мэтьюза. Перед ним играли оркестры, а создатель синтезатора Роберт Муг прилюдно назвал его учителем и отцом электронной музыки. Он встретился с постаревшей Кларой Рокмор. Но не с Лавинией. Та умерла за три недели до его приезда… На нотном листе судьбы оставалось всего несколько тактов…
Послесловие
Л.С. Термен умер 3 ноября 1993 года в 97-летнем возрасте, так и не дождавшись своей лаборатории на родине, не говоря уже о музыкальной школе терменвокса. Его инструменты пылятся в нескольких российских музеях, у частных коллекционеров, но играющих терменвоксистов в России, да и во всём мире, можно сосчитать по пальцам. Попса же «под Термена» ширится, рискуя извратить само понятие об инструменте маэстро. Наталья Термен хотела бы продолжить дело своего отца, завершив электронный терменвокс, начатый ещё в 1986 г. и наиболее адекватный сегодня по звучанию терменовским инструментам. Но для этого нужны деньги и юридическая поддержка.
Найдётся ли хоть кто-то, понимающий, какое национальное достояние мы пускаем, как всегда, по ветру? Если вы спросите проходящих по Большой Никитской людей, кто такой Термен, то вряд ли вам что-то ответит и каждый десятый. Но, говорят, если в ясную звёздную ночь встать спиной к консерваторской стене, можно расслышать вибрирующие космические звуки терменвокса – музыки будущего.
(Автор статьи — Андрей Самохин, журнал «Алфавит»2003)
