Первая часть интервью с композитором, исполнителем на терменвоксе и мультиинструменталистом Олесей Ростовской.
Материал подготовлен Петром Терменом и Марией Термен специально для Theremin Today.
Петр: Очень рад, что появилась возможность поговорить с Вами о некоторых недавних проектах. К примеру, в начале ноября Вы приняли участие в премьере спектакля “2 27” в Доме Радио в Санкт-Петербурге. Спектакль посвящен истории Дома Радио, его прошлому. Режиссер спектакля Елизавета Мороз, композитор Кирилл Архипов. Я знаю, что в этом проекте был необычный состав музыкантов: два терменвокса, баян, ударные и хор, если не ошибаюсь. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте.
О:. Там был хор актеров, именно актерский хор, не в академическом смысле хор, то есть они не пели никакого там Свиридова, ничего такого. Они издавали разные звуки.
П: Пения как такового не было, скорее contemporary ?
О. Там был один номер именно с пением. Кирилл написал специальный номер для Анастасии Шумановой и квартета музыкантов, вот там действительно было пение, причём очень такая загогулистая партия для сопрано, даже смотреть страшновато. Там в четвертой октаве Кирилл написал…ну, не всю арию, не всю эту песню, но там были звуки, в том числе какие-то такие за пределами разумного… И это был по итогу мой любимый номер во всем спектакле, действительно такая получилась у Кирилла красивая музыка. Причём я спросила его специально…но нет, он не отдавал себе отчёта в том, что музыка основана на древнерусских плачах. Он просто как-то так высказался композиторски…но именно древние русские плачи в основе этого материала…. Уж не знаю, возможно, он наслушался где-то на курсе по народному творчеству или генетическое что-то. (смеется)
П: А партии терменвокса были тоже такие же, за пределами диапазона?
О: Нет, в этом спектакле не были за пределами диапазона, очень много было микрохроматики, все там по тактам надо было высчитывать, где там на четверть тона, где, куда, где чего… вот такой был материал.
П: Это удачный опыт интеграции терменвокса в театральное пространство? Терменвокс и театр это отдельная, наверное, история, можно сказать большая тема. Но здесь, видимо, композитор и режиссёр решили, что одного терменвокса мало, должно быть обязательно два терменвокса.
О: Да, я все время спрашивала перед началом… В музыке Кирилла действие двух терменвоксов в основном заключалось в том, что нужно было возиться вокруг какой-нибудь одной частоты. И я даже предлагала, что можно сделать проще, обработать каким-то длинным делеем и получить практически тот же самый эффект, если ему ….ну я же не знала, он в курсе таких вещей или нет, я с ним первый раз работала.
Вот он говорит: ну нет, так не подходит, я хочу, чтобы именно музыканты взаимодействовали.
П: Интересно, интересно, причём насколько я знаю, вы с Димой Гуровичем были за ширмой во время спектакля, то есть не было визуального воздействия на слушателя.
О: Да, зрительный эффект игры на терменвоксе вообще был исключён из повествования полностью, только звук. Мне кажется, даже в конце, когда там по сюжету вот эту ширму сдёргивали, в самом конце спектакля, и на поклоны мы выходили на свои места, которые до того были за ширмой, а после сдёргивания ширмы просто такой помост как бы получался, оставался голый, без ширмы. Мне кажется, что большинство зрителей не понимало: кто эти четверо, почему они там кланяются?
П: Можно сказать, своеобразная тайна этого спектакля, загадка для слушателей, кто понял, тот понял.
О: Дом Радио очень тщательно пишет программки, когда даже огромный оркестровый состав, все равно прям всех-всех людей пишут. В данном случае меня интересовала не моя фамилия в этих программках, а то, что там два раза написано слово “терменвокс”. Слушатель мог заранее прочитать программку и, если это слово ему знакомо, мог ухом искать терменвокс в музыке. Ну или потом подумать: “что это там было?” и прочитать.
П: Я думаю, что обязательно кто-то открыл для себя само существование терменвокса благодаря этой программке. Конечно, нельзя не отметить, что это очень символично, что авторы включили терменвокс в спектакль о Доме Радио, терменвокс и радио связаны, исторически неотделимы. В этом есть логика. Терменвокс и театр это особая история, терменвокс, я думаю, будет использоваться в театре больше и больше. Вы и до этого же участвовали в разных театральных проектах?
О: Да, и не раз. В театре я играла несколько сезонов “Русалочки” Леры Ауэрбах в Стасике ( Театр Станиславского прим. ред.) в Москве, сезона, что ли, три или четыре так на вскидку не помню, вроде четыре. И каждый раз это было как чудо! У меня же ещё там другие концерты, и гастроли, и прочее. Вот за все четыре сезона все стопроцентно совпало, то есть я ни разу ничего не отменяла, не переносила.
Не прогуляла ни разу. Все разы так совпало, что я в Москве и могла играть, представляете? Прямо чудо!
П: Да, правда, это сложно совпасть по графику с такими проектами.
О: Там вообще было затейливо, поскольку в Стасике ( Театр Станиславского прим. ред.) довольно-таки тесная оркестровая яма, но все музыканты там помещались как-то, скрипки боком повернуты, играют, пилят. Для терменвокса, все-таки нужно пространство и придумали, что я всегда стояла в маленькой комнатке. Ну как маленькая? Для театра маленькая, так-то она вполне обычная человеческая комната позади царской ложи.
Туда провели всяческие коммуникации, у меня был монитор в котором было слышно меня, монитор с оркестром, и был микроскопический телевизор, в котором я видела дирижёра. Условились, какой он делает жест. Феликс Коробов махал все разы. Вот, и он делал такой прямо очень крупный жест, так что даже в таком телевизоре было чётко понятно, что это точно мне. Ну, я уже там, конечно, с какого-то этапа уже, не наизусть, конечно, но уже на слух, всю музыку знала, даже не обязательно было показывать вступление, но все равно хорошо, что он показывал.
П:Ну да, это, конечно, особый, наверное, опыт взаимодействия с дирижёром через экран, можно сказать. Возможно, единственный в своём роде, в общем то, вообще такой опыт.
О:Когда другой балет у Леры шел, “Золушка”, в Хельсинки, и я ездила играть партию терменвокса. По моему, все терменвоксисты разделили спектакли, вот сколько он там шёл, я не могу сказать, сколько сезонов, но там точно было больше нескольких раз. И, насколько мне известно, я там, ну подробно не следила, но вот так припоминаю сейчас, что разные терменвоксисты по несколько играли спектаклей кто сколько мог. В тот момент организаторы даже из России меня привозили, и я играла. Там прямо бал можно в оркестровой яме у них устраивать. То есть я стояла прямо в яме, и вокруг меня хватало пространства, чтобы никто головой там или тромбоном в электромагнитные поля не залезал.
П:Ну да, это, конечно, уже без телевизора, в общем, обошлось без экрана. Это хорошо. Расскажите пожалуйста про Ваше новое произведение для терменвокса “Milky way”, да, которое, если не ошибаюсь, Вы написали, за 20 минут до начала концерта, для концерта новой музыки в галерее “Граунд Солянка”, этой весной.
О: Буквально да, может не за 20 минут. Может я что-то там, не знаю, динамические оттенки за 20 минут…Просто сейчас я уже вот настолько подробно не помню. Он уже сколько месяцев назад, этот концерт, был. Да, там была история такая, что они там своим коллективом тесным собрались, выбрали среди себя композиторов, которые пишут. Идея была такая, что проект подгружается постепенно. Проект назывался “Вдохновлённые космосом”. И решили почему-то они писать для ансамбля народных инструментов, это без меня происходило, принятие таких решений. Почему-то потом ещё они решили, что добавят между номерами ансамбля ещё номера для терменвокса соло.
То ли им хотелось этот штамп такой, киноштамп, приделать, что, если терменвокс, то сразу фильмы про космос, то ли что — не знаю. В общем, кто-то это придумывал, но я была не против. Всегда, когда люди новую музыку пишут для терменвокса, как минимум интересно посмотреть, что получится. Вот и действительно из пяти композиторов, которые были задействованы, трое написали для терменвокса. По моему, кто-то так и не придумал что написать, а кто-то, по моему, не успел.
Вот, примерно так события развивались. Мария Аникеева была одним из композиторов, девушка, которая написала и пьесу для народных инструментов и терменвоксовый прелюд к этой пьесе сольный. Она же ещё и была куратором этого проекта. Мария с самого начала говорила, что если вы хотите что-то ещё, добавьте, может, своё терменвоксовое . Когда выяснилось, что из пяти только трое написали ну, соответственно, накануне вечером уже выяснилось, что всё. Для завтрашнего концерта уже двух из пяти нет, да?
Ну думаю, действительно, добавлю тогда своё. Сначала и не собиралась, потому что у них там свои какие-то разговоры, своя атмосфера в этом проекте,
Давно очень не писала для терменвокса соло и подумала, что мои пьесы какие-то давнишние. Думала: что-то может из “Инвенций” своих сыграть?. И пока сидела-думала, смотрю: чистая нотная бумага валяется. Раз! — и написала пьесу.
П:Замечательно! Прекрасная, мне кажется, история создания. А вообще почему Milky Way, то есть, я понимаю, что это млечный путь, но и одновременно, я думаю, что для многих это название связано с одноимённым батончиком.
О: Во-первых, сама их идея про “вдохновлённых космосом”… Это я, я человек, вдохновлённый космосом!Я, когда выросла, я стала ребёнком, который мечтает стать космонавтом.
И поэтому, помимо иронического, иногда саркастического отношения к этому киноштампу космическому, терменвоксовому, у меня ещё есть и собственные взаимоотношения с космической темой. Моё взаимодействие со всем этим комплексом , что это с одной стороны клише, а с другой стороны, я могу, может быть, придумать что-то, что не клише. Вообще к клише и штампам, для понимания, я не отношусь однозначно плохо.
Я думаю, что практически любое клише, любой штамп, это инструмент. И все зависит от того, как ты им пользуешься. И я люблю такую “игру”, чтобы клише пользоваться, как мы пользуемся, например, цитатой.
Вот сейчас совершенно неожиданно для меня самой получилось, что спектакль, который у меня в ближайшее время выходит, это новогодний спектакль, мюзикл детский.
Я искала года, наверное, полтора, выворачивала наизнанку все книжки, интернеты и прочее. Я никак не могла найти новогодний сюжет, который казался бы мне интересным, который подходил бы по там техническим, разным параметрам, которые я держала в голове и который не было бы слишком часто задействован. Ну, допустим, “Снежная Королева”.
Сейчас, наверное, по стране идёт штук тридцать “Снежных Королев”. Ну что, ещё одну писать? Я не хотела. И вот я искала, искала, я не могла найти и, в результате, вот повторю, это реально было неожиданно для меня самой, короче я написал даже текст, прямо литературный текст этой сказки и там, даже есть стихи для песен. И вот я там оттянулась на цитатах, про которые, можно сказать, что некоторые из них клише. Некоторые из них просто цитаты. Ну, например, допустим, Дед Мороз перечисляет: “Один” ,“два”, “три”, “четыре” и, говорит, “а теперь пятый элемент!”
Всего два слова. Понятно, что малыши, которые пришли смотреть этот спектакль, они как бы просто пропустили: ну да, он считал до пяти и досчитал. Но родители, которые пришли на спектакль, они улыбаются, они эти два слова узнали, они помнят, что это такой фильм. И юмор в том, что пятый элемент сказки как раз Снегурочка, то есть идеальная девушка, от которой все очень хорошее должно произойти.
Вот в таком смысле цитаты и какие-то маленькие такие вот штучки, клише, которые не каждому даже заметны я тоже люблю вот так включить. Кто-то узнал, кто-то улыбнулся или там что-нибудь ещё там поделал, у человека подгружается целый пласт, который мне некогда, как говорится, объяснять по-настоящему, да и нет нужды.
П :Да, это работает, но с терменвоксом получается как-то более плоско, скажем так. Чаще всего это именно такой космический, немножечко жутковатый, какой-то, флёр, который композиторами часто используется в их творчестве.
О: Да согласна. Тем не менее захотелось. И то, что вы сразу заметили, что это ещё намёк на батончик, вот этот такой ненавязчивый юмор мне тоже понравился. Ну как-то вот пришло в голову как-то вот пришло в голову и написалась там эта пьеса. В ней, действительно, есть такие, как бы узнаваемые, киноэффекты, а есть то, что, честно от себя написано. По моему, на следующий же день после концерта я ещё сделала версию для терменвокса с органом, и она уже, конечно, уже такая, без вот этого юмора с батончиком, она очень пафосно называется: “25800 световых лет”
П:Это интересная, интересная трансформация.
О: У меня написан материал сольный и он чуть-чуть иначе развивается вместе с органом. И мне сейчас вспомнилось премьерное исполнение, по моему, в Пущино, это наукоград, там дом учёных приходят совершенно потрясающие публика: все умные!
П: Много знают, про космос. Думаю, больше, чем рядовой слушатель.
О:Когда я представляла эту пьесу, то возможно я сама в рассказе пропустила… Но мне кажется, я сказала “расстояние до центра Млечного пути”.. ну, могла, конечно, слово “до центра” пропустить, хотя я думаю, что я его сказала.
И, короче, после концерта ко мне подходит шкет лет пяти, паренёк такой,спрашивает: а как же, говорит, может это быть — 25800 световых лет расстояний до Млечного пути, если мы находимся в галактике Млечный путь. Я говорю: правильно говоришь, парень, потому что это расстояние до центра Млечного Пути, вот точно до центра. И он сразу пошёл довольный, все, вопрос закрылся, если до центра, то все в порядке.
П:Ну все, все выяснили, все уточнили. Замечательно, это очень, мне кажется, такое тёплое, приятное впечатление, когда такие слушатели
О:Да. Отличные вообще такие разговоры после концерта, но вы же понимаете.
П: Ну да, конечно, вот я знаю, что эта пьеса, она, видимо, оказалась настолько удачной ещё, что вы недавно её именно в сольном виде исполняли на фестивале Московская осень. Буквально пару дней назад, по моему, он проходил. И там же было исполнено произведение, можно сказать, мировая премьера, если не ошибаюсь, композитора Инны Берлин для терменвокса, электроники и фортепиано?
О: У Инны такая композиция, которую она целиком делала на компьютере. И она это назвала “для шести терменвоксов”. Ну, если это расписать для живых именно исполнителей, не для имитации электронной имитации терменвокса, именно для живой игры, то я думаю, там и трех хватит, шесть, наверное, не надо. Она даже и планировала просто показать это как фонограмму: это нормально для концертов электроакустической секции.
Люди пишут какой-то трек именно электроакустической музыки, именно в записи показывают, а как ещё? И это из года в год, люди сидят, сцена пустая, играют треки. Вот такой концерт.
Конечно, разбавляют живой игрой, кто-то, если, допустим, написал для электроники и живого голоса, то тоже в концерт стараются включить, чтобы и на сцене происходило какое-то действие живьём. Но если ты просто подал туда на концерт фонограмму, то ничего, это такой жанр, электроакустика, секция такая.
Инна сначала думала, что просто фонограмму, может, покажут и потом я захожу и она уже, наверное там, а может и накануне задумала ( смеется) .Я не знаю. Но мне она сказала за полтора часа до концерта, когда я пришла уже. ( смеется)
Инна говорит: “В ты можешь на сцене постоять?” Я говорю: “В смысле?” Она говорит: “Ну, я буду показывать пьесу, можешь просто вот как бы побыть на сцене, потому что там же терменвоксы в фонограмме. Ну и что, что они синтезированные, терменвоксы же?”
Но я в такие игры не играю, если стою на сцене, то буду только что-то живьем играть. Она говорит: “ Нот очень много” и вынимает простыню такую, страниц, наверное, тридцать ( смеется) .
Ну, мы прошли это на репетиции, я поиграла, в принципе, там все оказалось даже более или менее играбельно. Там музыка, такая очень приятная, как бы даже сладостное такое погружение. И говорю: “Ну все, буду играть”. И вот таким импровизированным образом я её сочинение сыграла. И Инна, конечно, в результате, была рада. Сказала, что конечно, живым голосом лучше, чем запись.
Но не под плюсовку уже действительно прилюдно стоять, на сцене я такого не делаю!
Инна ещё меня поразила вот чем. Когда она вышла рассказывать о своём сочинении, (это тоже совершенно нормально для концертов на нашей секции, авторы рассказывают, что именно они там хотели, чего они напридумывали, и уже люди включаются, более вовлечено, слушают.), то она рассказывала, что с детства её занимало, откуда берутся мысли. Вот как человек взял и что-нибудь инженерное придумал, или музыку придумал, где вот такое место, где это все рождается, и потом человеку в голову попадает.
Она как-то хорошо, красиво про это все говорила. И вдруг я заметила, что она буквально дрожала, когда это говорила. То есть её реально до сих пор, с детства, действительно это очень волнует. И на меня это произвело впечатление, то, что она сама настолько вовлечена.
П: Конечно, очень экстремальная ситуация, мягко говоря, очень здорово, что все получилось, Соответственно, звучала на сцене фонограмма, в ней шесть синтезированных терменвоксов, и седьмой фактически, терменвокс уже живой, в вашем исполнении.
О: Да, да.
П : А сама музыка интересная? Будут какие-то записи? Вот как вам показалось, было в этой музыке что-то такое новое для самого терменвокса? Композиторы периодически для терменвокса пишут, но не так часто бывает, чтобы композитор….чтобы исполнитель почувствовал, что это новое для него и для терменвокса. Тот момент, когда новая музыка раскрывает новые возможности, даёт исполнителю партию, с помощью которой он может по-особому раскрыть инструмент, так, как до этого не удавалось в других произведениях.
О: Ну вот такого прямо именно нового слова в репертуаре терменвокса, может быть, там не было, но дело в том, что это, с моей точки зрения, не грех.
И сам Лев Сергеевич, это Вы лучше меня, знаете, не особо прям бежал-то играть произведения, новейшие, предпочитал больше классические переложения.
П: А вот, извините, Лев Сергеевич как-то отмечал, что это отчасти потому, что он считал, что у большинства композиторов, которые писали новую музыку, по крайней мере вот в то время, у них не новое мышление. То есть он хотел новую музыку, но эту новую музыку он представлял себе по-другому, чем окружающие его композиторы, скажем так, вот такой момент.
О: Да, это интересно. Ну, короче говоря, я не жду, что каждое сочинение который мне какой-нибудь автор принесёт, будет каким-то там отвалом башки, новой вообще областью для терменвокса, доселе неведомой. Если будет — хорошо, а не будет, то и нормально.
Я вспомнила, что моя знакомая, которая сначала в консерватории, училась постарше меня, а потом она, наверное, академ брала, потому что она оказалась на дипломе в 1 год со мной.
Ну что-то я сегодня никаких фамилий вспомнить не могу, ну не важно, просто знакомая, пусть даже будет неизвестное имя. Вот она спрашивала Романа Семёновича Леденева. Она спрашивала еще студенткой, до диплома, а мне потом просто при случае рассказала. Она его спросила:” как композитору быть: искать ли исключительно свой собственный, абсолютно свой музыкальный язык?”
И он ей сказал, что, конечно, очень хорошо, когда композитор смог найти свой собственный музыкальный язык. Но ведь дело в том, что эти поиски могут занять так много времени, что уже и не успеешь ничего своим собственным языком сказать.
Поэтому мне кажется… Я знаю, что многие ныне живущие композиторы прямо вот жизнь кладут на то, чтобы чего-то такое придумать, что точно до них никто не придумал. Здорово если их это захватывает! Пусть они это делают, конечно. Это не только сегодня, всегда композиторы этим занимались, что-то новое искали, пусть! Но для меня это не самая главная, например, цель. Если кто-то не ищет новое, а хочет в музыке выразить, не знаю, эмоцию какую-то, какое-то состояние создать…да Бог с ним, с новым языком, меня больше захватывает насколько получилось так, чтобы музыка человека затрагивала, слушателя.
П: Для меня, в общем, тоже… Если мы говорим об исполнителях, а не теоретиках, то для этого музыка, в общем, и звучит в конечном итоге, все равно это взаимодействие эмоциональное такое.
О: Да.
