«О Термене. Вместо интервью» Иосиф Шиллингер
Слушая впервые музыкальный инструмент Термена в 1922 году в Ленинграде, я сразу учел огромные преимущества этого инструмента перед всеми до сих пор бывшими в употреблении. «Здесь начинается вторая половина истории музыки», сказал я тогда своим друзьям… Но друзья, коллеги по перу и профессионалы-исполнители не разделяли моего энтузиазма, заняв более спокойную, выжидательно-скептическую позицию. Такое отношение не приходится квалифицировать иначе как продукт рутины и чувства профессионального самосохранения. Привычка к старому и боязнь его утратить, оставшись ни с чем — таковы стимулы этого скептицизма. Возражения композиторов обычно сводились к тому, что, дескать, этот инструмент не имеет индивидуальности, а индивидуальность и есть самое ценное в инструменте. В подобных суждениях — технические дефекты существующих инструментов принимаются за индивидуально характеризующие черты. Что мы выигрываем от того, что у одних инструментов вовсе отсутствуют звуки, лежащих в пределах их диапазона? Что у других, в связи с переходом в смежный регистр, резко меняется тембр? Что у третьих — к звуку, который должен петь, примешивается скрип, шипенье и т.п.?
Звук терменвокса настолько оздоровляюще действует на слух, что когда я впервые услыхал его, а на следующий день посетил столичный симфонический концерт, впечатление от последнего было таково, словно я еду на громоздкой, запряженной битюгом колымаге, что мне тряско, шатко, ненадежно. Меня всегда поражало это несоответствие состояния общей материальной культуры по сравнению с материальной культурой музыки. Я постоянно испытываю какое-то чувство неловкости, когда с улицы, где пятидесятиэтажные дома воздвигаются в шесть месяцев, попадаю в концерт, где играют на дудках, рожках, бьют по натянутой телячьей шкуре, конским волосом трут жилы и т.п…
Но вернемся к Термену
Первое впечатление было ошеломляющим.
Словно сознание в один миг протащили сквозь тысячелетия. Ибо расстояние от тетивы и телячьей шкуры до инструмента термена — действительно приходится измерять тысячелетиями. При дальнейших демонстрациях и концертах изумление быстро стало переходить в уверенность, что это и есть тот способ получения звука и управления им, который начинает собою совершенно новую эру истории музыки.
Инструмент Термена прежде всего замечателен тем, что, будучи последним словом инженерии и не требуя от исполнителя никаких физических усилий, он в то же время по чуткости в отношении воли исполнителя, по возможности индивидуального проявления последнего — превосходит все существующие музыкальные инструменты, в том числе и человеческий голос… Терменвокс дает любые тембры, любой характер звука, любую силу, любую высоту и диапазон, звук любого типа (с акцентом, без акцента, non vibrato, vibrato любого характера), любого типа интервалы (глиссандирующие, перехватные). Кроме того этот инструмент в будущем даст возможность пользоваться интервалами другой величины, чем те которые являются общепринятыми в течение последних веков в цивилизованных странах. Открывается возможность практически пользоваться любыми музыкальными системами. Возможности этого инструмента настолько велики, что подробный перечень их в границах настоящего изложения совершенно неосуществим, тем более, что тогда пришлось бы попутно затрагивать вопросы механического синтезирования параллельных форм искусства и многое другое.
После первого прослушивания терменвокса в 1922 году для меня не осталось никаких сомнений, что в будущем он вытеснит все инструменты, не соответствующие уровню общей материальной культуры. И тогда же я осознал, что наивысшей творческой радостью будет для меня возможность писать «аэрофонии», т.е. симфонии для оркестра, целиком состоящего из подобных инструментов… Эти мысли я высказывал неоднократно в публичных лекциях и журнальных статьях. «Первая аэрофоническая сюита» только первый шаг в ряду моих композиторских замыслов, связанных с этим инструментом. Следующее крупное сочинение я рассчитываю сделать для ансамбля из этих инструментов с органом. Из существующих музыкальных инструментов, орган дает наилучший результат в сочетании с терменвоксом… в «первой аэрофонической сюите», исполняемой Кливлэндским симфоническим оркестром под управлением Николая Соколова, в качестве солиста выступает сам автор изобретения, одновременно являющийся и лучшим в настоящее время исполнителем. Для партии соло в настоящем сочинении использована первая модель rca theremin, изготовляемая заводами general electric и westinhaus и поступившая в недавнее время в продажу.
— «Как все это интересно! Но сразу трудно свыкнуться и примириться с мыслью, что в недалеком будущем — скрипки, виолончели и другие инструменты можно будет видеть только в витринах музеев. Скажите, а трудно научиться игре на этом инструменте?»
— «Нисколько: нужно только обладать природным слухом. В один год вы можете добиться таких результатов, какие на скрипке едва ли достижимы в десять лет. Подумайте только, сколько времени вам приходится затрачивать на одну лишь выработку благородного тона, а здесь он предуготовлен самим инструментом».
— «Да, это верно. Разрешите задать вам еще, на этот раз последний, вопрос. Почему вы, при вашем отношении к оркестру, написали сочинение для rca theremin все же с оркестром?»
— «Я считаю симфонический оркестр высшим достижением музыки прошлого. Сочетание rca theremin’а с оркестром меня интересует, как соединение последнего слова инструментария прошлого — с первым словом инструментария будущего».
1929